Ульянов Александр Ильич

Имя Александра Ульянова обыч­но находится в тени знаменитого родственника. Но кто знает, какой была бы мировая история, если бы юный Володя не поклялся ото­мстить за погибшего брата, сказав при этом знаменитую фразу: «Мы пойдем другим путем».

Старший брат В. И. Ленина. Член революционной организации «Народная воля». Инициатор и один из руководителей покушения на Александра III. 8мая 1887года был казнен в Шлиссельбургской крепости.

Александр Ульянов родился 31 марта 1866 года в Ниж­нем Новгороде. В возрасте 3 лет вместе с семьей он пере­езжает в Симбирск, где его отец, Илья Николаевич, сна­чала занимался инспектированием народных училищ, а с 1874 года стал управляющим дирекцией.
Его воспитанием, как, впрочем, и остальных детей в се­мье, занималась мать, Мария Александровна, в девиче­стве Мария Бланк, одна из пяти дочерей врача Александра Бланка и немки Анны Грошопф (по другим источникам, Гросскопф). Мария Александровна сама хорошо знала несколько языков, поэтому учила детей читать и писать не только по-русски, но и на иностранных языках. Саша рано выучился читать, освоив грамоту еще в четырехлет­нем возрасте. В 8 лет его домашнее обучение заканчива­ется. Александр поступает в симбирскую гимназию. Уже в младших классах, По воспоминаниям его соучеников, «этот судьбой отмеченный маленький человек являлся центром, около которого группировались все элементы класса». Он был настолько популярен среди учащихся, что гимназический выпуск 1883 года получил название «класс Ульянова».
Саша воспитывался на классической литературе — он очень любил Толстого, Пушкина, Некрасова, Достоев­ского. Но в старших классах увлекся запрещенной лите­ратурой. Анна, старшая сестра Александра, вспоминала: «Мы читали с Сашей Писарева, которого тогда уже в библиотеках не выдавали, которого доставали у нашего домашнего доктора, имевшего полное собрание сочине­ний… Мы так увлеклись, что испытали глубокое чувство грусти, когда последний том был дочитан, и мы должны были сказать “прости”». Может быть, именно с этого чтения и начался поворот судьбы Александра Ульянова на тот путь, который приведет его к виселице.
Уже в гимназии у Александра появился повышенный интерес к естествознанию. В результате увлечения зоо­логией он получил в семье прозвище «потрошитель лягу­шек». Но настоящей его страстью была химия. В 16 лет он самостоятельно, в кухне при флигеле, оборудовал себе химическую лабораторию, где не только просиживал все свободное время, но и часто оставался на ночлег. Не по годам развитый, серьезный, погруженный в ученые за­нятия юноша — ему прочили большое научное будущее. Близкие и знакомые считали, что ничто не помешает ему стать ученым, поскольку именно в науке видел он свое призвание.

В 1883 году, после окончания классической гимназии с золотой медалью, Александр поступает в Петербург­ский университет на естественное отделение физико-математического факультета. Университет в это время был уже одним из лучших высших учебных заведений и круп­нейшим научным центром Российской империи. Анна Ульянова в своих воспоминаниях писала: «В Петербург брат приехал уже с серьезной научной подготовкой, с сильно развитой способностью к самостоятельному тру­ду, и прямо-таки страстно набросился на науку». В пер­вые два года жизни в Петербурге Ульянов живет замкну­то, общается только с земляками и очень много времени уделяет лекциям и научным занятиям. Любимый ученик Д. И. Менделеева, он большую часть своего времени про­водил над микроскопом и в химической лаборатории и совершенно не интересовался политикой. К концу вто­рого курса Александр определяется в специализации, остановив свой выбор на зоологии беспозвоночных. За проведенное им «Исследование строения сегментарных органов пресноводных Annulata» он был удостоен высо­чайшей награды — золотой медали, которая открывала перед ним путь к дальнейшей научной деятельности. Уверенность, что Александр Ульянов станет великим уче­ным, была всеобщей. Никто не сомневался, что талант­ливый студент будет оставлен при университете для под­готовки к профессорскому званию.

Научные успехи Ульянова способствовали его вступ­лению в студенческое Научно-литературное общество университета. Возникшее по инициативе графа Гейдена, князя Голицина, князя Ливена, графа Бобринского и других реакционно настроенных студентов, общество через какое-то время получило противоположный им­пульс. Большое влияние на него стало оказывать студен­чество, придерживающееся революционных взглядов, в том числе и будущие участники покушения на Александ­ра III. Сюда стягиваются члены нескольких подпольных студенческих кружков. Но в таком виде Научно-литера­турное общество продержалось недолго, и вскоре было закрыто властями как «политически опасное».

20 марта 1886 года Ульянов стал членом Научно-ли­тературного общества, а спустя полгода избран его сек­ретарем. Может быть, свою роль в этом сыграло не только то, что Александр был талантливым студентом, но и его личное обаяние. «Он возбуждал во всех симпа­тию и уважение серьезностью и искренностью, — вспо­минал И. М. Гревз, один из участников Общества. — Он был молчалив и сдержан, что-то было в нем будто суровое или меланхоличное. Но нечто твердое, силь­ное, умное, закаленно-преданное всегда чувствовалось, виделся крупный человек. Мы испытывали к нему определенное уважение».

И тут происходит метаморфоза. Александр Ульянов включается в политику. Вместо «Биологии» Спенсера его настольной книгой становится «Капитал» Карла Маркса. Именно в это время он принимает оконча­тельное решение отказаться от научной карьеры и по­святить себя политической борьбе. Может быть, на это решение повлияло известие о неожиданной смерти от кровоизлияния в мозг его отца, Ильи Николаевича, в январе 1886 года.

Либеральные реформы Александра II, проведенные в 60-х годах XIX в. не отвечали действительным потреб­ностям России и породили только социальные противо­речия в обществе. Прогрессивное общество жаждет ра­дикальных изменений, «социальную революцию для достижения царства богатства и благоденствия всего об­щества». Одним из средств достижения политических целей становится террор. Особую популярность это сред­ство политической борьбы получает в студенческой сре­де, которая всегда отличалась общественной активнос­тью. В прокламации «Молодая Россия», составленной Петром Зайчневским, студентом Московского универ­ситета, впервые в России убийство признавалось сред­ством достижения социальных и политических измене­ний. Возникающие студенческие движения становились все более опасными для правительства. «Беспорядки эти, — говорилось о волнениях в среде учащейся моло­дежи в официальном издании Министерства народного просвещения, — приучают молодежь к неповиновению властям… вообще к революционному образу действий; подрывают авторитет правительственной власти…». Де­визом революционного студенчества во второй половине XIX в. становятся слова Гегеля: «Все действительное ра­зумно, все разумное действительно». Их принцип — «Цель оправдывает средства».

Дмитрий Каракозов, один из членов кружка «Органи­зация», основанного вольнослушателем Московского университета Н. А. Ишутиным, в апреле 1863 года совер­шил покушение на жизнь Александра III. Каракозов про­махнулся и был сослан на каторгу. А на императора в течение ряда лет было предпринято еще несколько напа­дений членами организации «Народная воля», последнее из которых, совершенное 1 марта 1881 года, удалось.

Все это не могло не сказаться на дальнейшей деятель­ности революционно настроенного студенчества. Повли­яло это, видимо, и на Александра Ульянова. Тем более, что в свое время Дмитрий Каракозов был учеником его отца, Ильи Николаевича.

Александр начинает активно участвовать в студенче­ском движении. Еще на первом курсе в университете он организовал симбирское землячество, созданное для общения, поддержки малоимущих студентов, открытия библиотеки на общественные средства. В 1886 году студенческие землячества объединяются в Союз земля­честв Петербурга, и Ульянов входит в его Совет. Он был подходящей кандидатурой на роль вожака. «Это был уди­вительного блеска оратор, поразительной силы, страстный и подавляющий противника аргументацией, насмешкой, огромной начитанностью… — отзывался об Александре учившийся вместе с ним писатель А. С. Серафимович. — Он был прекрасный организатор, впивался в каждого нового человека, Как-то быстро внутренне, точно в руках перевертывал его во все стороны, рассматривал и, если гож — умел привлечь, если не гож — отбрасывал».

Одновременно с участием в работе Совета Ульянов увлекается новой для него наукой — экономикой, всту­пает в экономический кружок университета. В это время он изучает не только классиков политэкономии, но и все, что публикуется в «Отечественных записках» того перио­да — «Экономические скитания» Червинского, «Отхожие промыслы» Ленского. На естественные науки времени у него уже не остается.

Александр не только много читает экономической и по­литической литературы. Ему хочется активно действо­вать. Поэтому он вместе с активом экономического круж­ка 17 ноября 1886 года организует вроде бы мирную студенческую демонстрацию по поводу 25-летия со дня смерти Добролюбова, заявленную как панихида у моги­лы русского писателя. Но количество собравшихся — 1500 человек, промаршировавших по Петербургу от Николаевского вокзала к Волкову кладбищу, — показа­лись городскому начальству чрезвычайным скоплением, и процессия была остановлена. Приказание разойтись было проигнорировано студентами, и градоначальнику Гессеру пришлось привлечь к разгону демонстрантов городские войска. В ответ на это А. Ульянов на следую­щий же день сочиняет прокламацию «17 ноября в Пе­тербурге», где высказывает все свое возмущение сущест­вующим строем и порядками, при которых «всякое чествование сколько-нибудь прогрессивных литератур­ных и общественных деятелей, всякое заявление уваже­ния и благодарности им даже над их гробом, есть оскорб­ление и враждебная демонстрация правительству».

Вот тут-то Александр Ульянов и приходит к мысли о необходимости более решительных мер. Его привлека­ет идея совершения покушения на императора. Решени­ем всех существующих проблем был признан террор. Ульянов сколачивает группу единомышленников, посвя­щая в свои планы нескольких надежных студентов — Ореста Говорухина, Пахомия Андреюшкина, Василия Ге­нералова. В конце 1886 года он узнает от своего прияте­ля Петра Шевырева об уже существующей террористиче­ской группе. Получив приглашение войти в нее, он, естественно, соглашается. Теперь он мог действовать. Организация была немногочисленной. Кроме Ульянова и Шевырева в нее входили еще И. Лукашевич, С. Нико­нов, О. Говорухин. Чуть позже ее ряды пополнились. Идти «по части бомб» решили еще несколько студентов — Ва­силий Осипанов, Михаил Канчер, Петр Горкун и уже подготовленные Ульяновым Генералов и Агщреюшкин. Александр составляет программу группы, названную им программой террористической фракции партии «Народ­ная воля». Практически все политические требования, представленные в ней, были заимствованы из програм­мы Исполнительного комитета «Народной воли», наибо­лее значительной революционной организации конца 70-х — начала 80-х годов XIX в., которая была разогнана после последнего, одиннадцатого покушения на Алек­сандра II в марте 1881 года. Программа предусматривала и «пропагаторскую», и организационную, и просветитель­ную деятельность, хотя основной все же была тер­рористическая.

«В борьбе с революционерами правительство пользуется крайними мерами устрашения, поэтому и интеллигенция вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть террору. Террор есть, таким образом, столкновение правительства и интеллигенции, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Террор должен действовать систематически и, дезорганизуя правительство, окажет огромное психологическое воздействие: он поднимет революционный дух народа... Фракция стоит за децентрализацию террористической борьбы: пусть волна красного террора разольется широко и по всей провинции, где система устрашения еще более нужна как протест против административного гнета».

Таким образом, предложения Саши Ульянова были более лихими, чем потуги нынешних итальянских «Красных бригад» и немецких «Рот Армее фракцион». Фактически это был призыв к массовым убийствам всех, кто не нравился брату и сестре Ульяновым. Мальчишки с восторгом восприняли призывы своего двадцатилетнего лидера и принялись за подготовку первого теракта. До какой-то степени можно понять этих провинциальных романтиков, живших в обстановке мещанства и уныния. Но вот так пойти на улицы и начать убивать людей...

Первым делом решено было убить царя (именно он был лакомым кусочком в глазах молодых людей). Первоначальный план стрелять в царя был отвергнут, решили кинуть бомбы. Для их приготовления требовалось особое помещение, динамит, ртуть и азотная кислота, которые на первых порах готовили «домашним» способом.

Герасимов и Андреюшкин изъявили желание метать бомбы.

Однако власти со дня первых терактов ишутинцев стали обращать пристальное внимание на «юношей бледных со взором горящим», особенно тех, которые отличались на демонстрациях. И, в частности, не стеснялись заниматься перлюстрацией их писем. Так, однажды, вскрыв письмо, поступившее на имя некоего Никитина, харьковский полицейский пристав чуть со стула не упал, прочитав такой пассаж: «У нас возможен самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже в непродолжительном времени».

Из Никитина вытрясли имя корреспондента — петербургского друга Андреюшкина, активного члена фракции. Полиция начала скрупулезнейшую операцию по выявлению всех действующих лиц готовящегося теракта. Установили круглосуточное наблюдение за квартирой кровожадного Андреюшкина и всеми ее посетителями.

Между тем и жандармы получили тревожные сведения о готовящемся покушении, только 28 февраля, если доверять всеподданнейшему докладу их шефа. 1 марта министр внутренних дел граф Д. Толстой сообщил царю: «Вчера начальником Санкт-Петербургского секретного отделения получены агентурным путем сведения, что кружок злоумышленников намерен произвести в ближайшем будущем террористический акт и что для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды, привезенные в Петербург готовыми «приезжим» из Харькова».

Между тем террористы решили выйти на охоту за царем именно 1 марта, и если не удастся покушение в этот день, и царь поедет на юг, то следовать за ним и убить его по пути. Однако и в полиции помнили про эту дату — 1 марта, — слишком памятную и для правительства, и для революционеров, поэтому начальник секретного отделения, не дожидаясь царской резолюции, приказал немедленно арестовать выслеженных агентами лиц, едва ли предполагая, что это те террористы, о которых его уже предупредили.

1 марта 1887 года трое студентов, Осипанов, Андреюшкин и Генералов, были схвачены со взрывчатыми снарядами на Невском проспекте. «Откровенное показание» одновременно с ними арестованных сигнальщиков (Канчера и Горкуна) позволило жандармам быстро выявить участников террористической организации и руководящую роль в ней студентов Александра Ульянова и Шевырева. Всего было арестовано в первые же дни марта 25 человек, а позднее еще 49 человек. Суду были преданы 15 человек, а в отношении остальных дела были разрешены в административном порядке.
Об аресте террористов в департаменте полиции немедленно составили доклад и за подписью Толстого отправили царю, с кратким извещением о заговоре и небольшими биографическими справками об арестованных. «На этот раз Бог нас спас, — написал царь на докладе, — но надолго ли? Спасибо всем чинам полиции, что не дремлют и действуют успешно, — все, что узнаете более, присылайте».
Поначалу царь не придал особенного значения выходке студентов. Когда «во избежание преувеличенных толков» граф Толстой 1 же марта попросил у государя разрешения напечатать особое извещение, царь на докладе написал резолюцию: «Совершенно одобряю и вообще желательно не придавать слишком большого значения этим арестам. По-моему, лучше было бы, узнавши от них все, что только возможно, не придавать их суду, а просто без всякого шума отправить в Шлиссельбургскую крепость — это самое сильное и неприятное наказание. Александр».

Однако, подробнее ознакомившись с деятельностью фракции, царь изменил свое мнение. Так, ему преподнесли «Программу террористической фракции партии Народной Воли», написанную лично Александром Ульяновым. И первая резолюция, которую поставил на ней царь, была: «Это записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота».

«Окончательные требования», необходимые «для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития», сводились Ульяновым к 8 пунктам:

1. Постоянное народное правительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов.

2. Широкое местное самоуправление.

3. Самостоятельность общины как экономической и административной единицы.

4. Полная свобода совести, слова, печати, сходок и передвижений.

5. Национализация земли.

6. Национализация фабрик, заводов и орудий производства.

7. Замена постоянной армии земским ополчением.

8. Бесплатное начальное обучение.

Главной задачей фракции было устранение Александра III.

(«Чистейшая коммуна», — приписал Александр III. Он, видно, все никак не мог взять в толк, почему ради всех этих благоглупостей нужно было убивать именно его.)

На другой день шеф жандармов представил «проект правительственного сообщения». «1 сего марта на Невском проспекте около 11 часов утра задержаны три студента Санкт-Петербургского университета, при коих по обыску найдены разрывные снаряды. Задержанные заявили, что они принадлежат к тайному преступному сообществу, а отобранные снаряды по осмотру их экспертом оказались заряженными динамитом и свинцовыми пулями, начиненными стрихнином». Такое сообщение Александр III признал «совершенно достаточным».

При собирании материалов жандармы не останавливались ни перед какими трудностями и не стеснялись никаких средств.

В результате этого ими были получены подробные показания сигнальщиков Канчера и Горкуна. Эта услуга их была оценена судом и самим царем, который на представленном ему приговоре к смертной казни 15 человек с ходатайством о смягчении наказания для некоторых осужденных сделал надпись: «Совершенно правильно, я полагаю, что Канчеру и Горкуну можно было бы еще уменьшить наказание за их откровенные показания и раскаяние».

Секретное архивное дело частично раскрывает нам, как жандармы получали показания. Так, например, директор департамента полиции цинично сообщал о допросе малолетнего Коли, брата Ананьиной, привлеченной по этому делу. Этот «свидетель» дал свое показание после того, как директор департамента «постращал» его. В этом донесении не указано, чем и как «стращали» ребенка. Во всяком случае, цель была достигнута.

Огромная «работа» шла в самом департаменте полиции в Петербурге. Сыщикам необходимо было раскрыть фамилию участника террористической организации, о котором было известно, что он имеет отчество «Сергеевич». Для облегчения такого розыска департамент полиции выписал из своих делопроизводств фамилии и имена всех лиц, которые имели это отчество. В результате получился огромный список на 16 страницах с указанием, по какому делу каждый из внесенных в этот список привлекался. Другой список, более краткий, содержал сведения о «Сергеевичах», привлекавшихся к ответственности по разным политическим делам.

Процесс 1 марта 1887 года проходил при закрытых дверях.

В зал суда было разрешено допустить лишь министров, их товарищей, членов Государственного Совета, сенаторов и особо перечисленных лиц из высшей бюрократии. В этом отношении судебный процесс по делу 1 марта 1887 года далеко оставил за собой судебный процесс по делу 1 марта 1881 года, на котором во время судебного разбирательства присутствовали представители печати и велись стенографические записи.

Самые близкие родные подсудимых не были допущены не только в судебный зал, но и на свидание с ними. Так, например, на прошение матери Ульянова позволить ей свидание с сыном была наложена такая резолюция: «Если госпожа Ульянова будет справляться, объявить, что свидания не разрешены».
Характерно, что вместо ответа на прошение Ульяновой директор департамента полиции распорядился отвечать лишь в случае нового ее обращения.

Следует также отметить судьбу прошения Ульяновой о смягчении участи ее сына Александра Ильича Ульянова и дочери Анны Ильиничны Ульяновой. Мать просила товарища министра внутренних дел направить ее просьбу царю. Однако Оржевский переправил эту просьбу вместо царя в особое присутствие Сената, куда поступило дело.

Министр внутренних дел получал о каждом заседании суда доклад от департамента полиции. Министр юстиции представлял письменные доклады царю о каждом заседании. Доклады департамента полиции подтверждают, что сенатор Дрейер вполне оправдал возложенные на него надежды. Он, например, не давал Ульянову возможности говорить о его отношении к террору.

В докладе отмечены попытки Ульянова защищать подсудимого Новорусского. Он пытался доказать, что Новорусский не мог догадываться об изготовлении в его квартире взрывчатого вещества. С видимым удовольствием сообщалось министру внутренних дел, «что речи защитников были кратки и весьма приличны». Эта жандармская похвала не делает чести защитникам, но вместе с тем характеризует условия, в которые была поставлена защита.

Из нескольких десятков привлеченных к ответственности по делу 1 марта 1887 года были преданы суду 15 человек: Ульянов Александр, Осипанов, Андреюшкин, Генералов, Шевырев, Лукашевич, Новорусский, Ананьина, Пилсудский Бронислав, Пашковский, Шмидова, Канчер, Горкун, Волохов и Сердюкова.

Из этих обвиняемых 12 человек были студентами. Все подсудимые были приговорены к смертной казни, но особое присутствие Сената ходатайствовало для восьми подсудимых о замене смертной казни другими наказаниями. Александр III утвердил смертный приговор для пятерых осужденных, а именно: для Ульянова, Шевырева, Генералова, Осипанова и Андреюшкина. Лукашевич и Новорусский были пожизненно заточены в Шлиссельбургскую крепость и пробыли в ней по 18 лет каждый, пока революция 1905 года не освободила их. Ананьина была сослана на Кару на 20 лет, Пилсудский по конфирмации был отправлен на 15 лет на Сахалин. Четверых осужденных вместо смертной казни приговорили к 10 годам каторжных работ. Шмидову сослали в Сибирь на поселение, а Сердюкову, признанную виновной в недоносительстве, заключили на 2 года в тюрьму.

Интересная деталь: вследствие отсутствия палача в Петербурге варшавскому обер-полицмейстеру была послана шифрованная телеграмма с просьбой прислать палача по первому требованию, и 30 апреля последовало требование: «Вышлите немедленно палача». Через четыре дня из Трубецкого бастиона были вывезены в Шлиссельбург пятеро приговоренных к казни и двое к пожизненному заключению. Казнь была совершена 8 мая.

В тот же день граф Толстой письменно докладывал императору: «Сегодня в Шлиссельбургской тюрьме, согласно приговору особого присутствия Правительствующего Сената, 15-19 минувшего апреля состоявшемуся, подвергнуты смертной казни государственные преступники: Шевырев, Ульянов, Осипанов, Андреюшкин и Генералов.

По сведениям, сообщенным приводившим приговор Сената в исполнение, товарищем прокурора санкт-петербургского окружного суда Щегловитовым, осужденные ввиду перевода их в Шлиссельбургскую тюрьму предполагали, что им даровано помилование. Тем не менее, при объявлении им за полчаса до совершения казни, а именно в 3 1/2 часа утра, о предстоящем приведении приговора в исполнение все они сохранили полное спокойствие и отказались от исповеди и принятия святых тайн.

Ввиду того, что местность Шлиссельбургской тюрьмы не представляла возможности казнить всех пятерых одновременно, эшафот был устроен на три человека. Первыми вывели на казнь Генералова, Андреюшкина и Осипанова. Выслушав приговор, они простились друг с другом, приложились к кресту и бодро вошли на эшафот, после чего Генералов и Андреюшкин громким голосом произнесли: «Да здравствует Народная Воля!» То же самое намеревался сделать и Осипанов, но не успел, так как на него был накинут мешок. По снятии трупов казненных преступников были выведены Шевырев и Ульянов, которые также бодро и спокойно вошли на эшафот, причем Ульянов приложился к кресту, а Шевырев оттолкнул руку священника».

На докладе, кроме обычного знака о прочтении его царем, никакой другой пометки не имеется.
Исполнение смертного приговора и заключение в каторжные тюрьмы осужденных не было завершением обширного делопроизводства по процессу 1 марта 1887 года, административная расправа со многими арестованными продолжалась, а началась она даже ранее судебной расправы. Уже 8 апреля вышло «высочайшее» повеление сослать в Восточную Сибирь на 5 лет Анну Ульянову.